В Патруши прибыла афонская икона - образ Божией Матери «Всецарица» и ковчег с частицами мощей двадцати угодников Божиих.
Текущие новости жизни прихода в ВК https://vk.com/club149638733
Исповедь и покаяние.
Из чего составляется процесс покаяния? Ему предшествует понимание разумом нарушения нами заповедей Божиих. После этого следует испрошение прощения у Бога, а также и у человека, если грех был связан с виной перед ним. Но это еще не есть покаяние.
В дополнение к признанию своего греха мы должны понести труды покаяния - покаянные молитвы и, может быть, для физически здоровых - поклоны, пост, воздержание и т. д.
Но и это все еще не есть достаточные признаки полноты покаяния. Можно все это выполнить, а все же не покаяться, не примирить с собою Бога, не получить Его прощения и возвращения в сердце Святого Духа и полноты Его благодати.
Истинное покаяние зарождается глубоко в сердце. В нем должен появиться стыд за грех, ощущение грязи на своей духовной одежде, отвращение к своей склонности ко греху, оскверняющему душу отвратительной нечистотой и омерзительным запахом.
И вот, когда душе нашей станет тяжко от этого запаха и нечистоты, когда мы начнем презирать себя за свое душевное безобразие, когда мысленно падем перед Богом, простирая к Нему свои руки с просьбой о прощении и помощи, когда мы, по выражению старца Силуана, "сойдем во ад покаяния и действительно ощутим себя хуже всякой твари", тогда начинается наше действительное покаяние. Оно всегда не во внешних проявлениях, а в глубочайших переживаниях сердца.
Много примеров глубокого и действенного покаяния можно найти в дневнике великого подвижника благочестия - о. Иоанна С.
Последний часто пишет про то, как, заметив за собой грех - раздражения, внутреннего осуждения кого-либо, принятия излишнего количества пищи, суетной мысли во время Богослужения и т. п. - он начинал усиленно просить Бога о прощении ему этого греха.
И всегда он молился об этом до тех пор, пока не чувствовал прощения и возвращения к нему Святого Духа, душевного мира и любви к ближнему и обретению вновь (как он называл) "пространства сердечного".
Обычно люди, неопытные в духовной жизни, не видят множественности своих грехов. "Ничего особенного", "как у всех", "только мелкие грехи - не украл, не убил"- таково обычно начало исповеди у многих.
А самолюбие, неперенесение укоров, черствость, человекоугодие, слабость веры и любви, малодушие, духовная леность - разве это не важные грехи? Разве мы можем утверждать, что достаточно любим Бога, что вера наша действенна и горяча? Что каждого человека мы любим, как брата во Христе? Что мы достигли кротости, безгневия, смирения?
Поэтому прямой путь к познанию своих грехов, это - приближение к свету и молитва об этом свете, который есть суд миру и всему мирскому в нас самих (Ин. 3. 19). А пока нет такой близости ко Христу, при которой покаянное чувство является нашим обычным состоянием, надо, готовясь к исповеди, проверять свою совесть - по заповедям, по некоторым молитвам (например, 3-я вечерняя, 4-я перед Св. Причащением), по некоторым местам Евангелия и Посланий (напр.. Мф. 5 гл.; Рим. 12 гл.; Еф. 4 гл.; Иак., особенно 3 гл.).
Разбираясь в своей душе, надо постараться различать основные грехи от производных, симптомы - от более глубоко лежащих причин.
Например, очень важны - рассеянность на молитве, дремота и невнимание в церкви, отсутствие интереса к чтению Священного Писания. Но не происходят ли эти грехи от маловерия и слабой любви к Богу? Нужно отметить в себе своеволие, непослушание, самооправдание, нетерпение укоров, неуступчивость, упрямство; но еще важнее открыть их связь с самолюбием и гордостью.
Если мы замечаем в себе стремление к обществу, словоохотливость, смехословие, усиленную заботу о своей наружности и не только своей, но своих близких, то надо внимательно исследовать, не является ли это формой многообразного тщеславия".
Если мы слишком принимаем к сердцу житейские неудачи, тяжело переносим разлуку, неутешно скорбим об отшедших, то кроме силы и глубины наших чувств, не свидетельствует ли все это также о неверии в Промысел Божий?
Есть еще одно вспомогательное средство, ведущее нас к познанию своих грехов, - вспомнить, в чем обычно обвиняют нас другие люди, враги наши, а особенно бок о бок с нами живущие, близкие; почти всегда их обвинения, укоры, нападки имеют основания. Можно даже, победив самолюбие, прямо спросить их об этом - со стороны виднее.
Необходимо еще перед исповедью просить прощения у всех, перед кем виновен, идти к исповеди с неотягощенной совестью.
"Сокрушение сердца" - скорбь о своих грехах есть важнейшее из всего, что мы можем принести на исповедь.
Но что же делать, если "ни слез, ниже покаяния имеем, ниже умиления"? Что же делать, если "иссохшее греховным пламенем" наше сердце не орошается живительными водами слез? Что, если "немощь душевная и плоти неможение" так велики, что мы не способны на искреннее покаяние?
Это все-таки не причина откладывать исповедь - Бог может коснуться нашего сердца и в течение самой исповеди: само исповедание, наименование наших грехов может смягчить наше сердце, утончить духовное зрение, обострить покаянное чувство. Больше же всего к преодолению нашей духовной вялости служит приготовление к исповеди -- пост, который, истощая наше тело, нарушает гибельное для духовной жизни наше телесное благополучие и благодушие. Для того же служат - молитва, ночные мысли о смерти, чтение Евангелия, житий святых, творений св. отцов, усиленная борьба с собой, упражнение в добрых делах.
Наше бесчувствие на исповеди большей частью имеет своим корнем отсутствие страха Божия и скрытое неверие. Сюда и должны быть направлены наши усилия.
Главное - добиться искреннего покаяния, если возможно - слез, при которых не нужны подробности, но для выявления которых часто нужен подробный и конкретный рассказ.
Вот почему так важны слезы на исповеди - они размягчают наше окаменение, потрясают нас "от верху до ног", упрощают, дают благодательное самозабвение, устраняют главное препятствие к покаянию - нашу "самость". Гордые и самолюбивые не плачут. Раз заплакал, значит - смягчился, смирился.
Вот почему после этих слез - кротость, безгневие, умягченность, умиленность, мир в душе у тех, кому Господь послал "радостотворный плач" (творящий радость).
Раскаяние наше не будет полным, если мы, каясь, не утвердимся внутренне в решимости не возвращаться к исповеданному греху.
В качестве образца для определения своего внутреннего духовного состояния и для обнаружения своих грехов на исповеди, может быть взята и "Исповедь внутреннего человека, ведущая ко смирению", приводимая во 2-й части "Рассказов странника о благодатном действии молитвы Иисусовой", которая цитируется ниже (в несколько сокращенном виде).
Следует, конечно, оговориться, что все нижеперечисленные грехи, погрешения и слабости души могут проявляться не у всякого человека, или могут проявляться в различной степени.
1. Я не люблю Бога. Ибо если бы я любил Его, то непрестанно размышлял бы о Нем с сердечным удовольствием. Напротив, я гораздо чаще и гораздо охотнее размышляю о житейском, а помышление о Боге составляет для меня труд и сухость.
Если бы я любил Его, то собеседование с Ним через молитву питало бы меня, наслаждало и влекло к непрерывному общению с Ним.
Но, напротив... при занятии молитвою я чувствую труд... расслабляюсь леностью и готов с охотою заняться чем-нибудь маловажным, только бы сократить или перестать молиться. В пустых занятиях время мое летит бесприметно, а при занятии Богом, при поставлении себя в Его присутствии, каждый час мне кажется годом.
Кто кого любит, тот в продолжение дня беспрестанно о нем мыслит, воображает его, заботится о нем и при всех занятиях любимый друг его не выходит из его мыслей.
А я в продолжение дня едва ли отделяю и один час, чтобы глубоко погрузиться в размышление о Боге...
В беседах о предметах суетных, о предметах низких для духа, я бодр, я чувствую удовольствие, а при рассуждении о Боге, я сух, скучлив и ленив...
Поучение в законе Господнем не производит на меня впечатления, не питает души моей, и я это почитаю несущественным занятием христианина, которым я должен заниматься разве только на досуге...
2. Я не имею любви к ближним. Ибо не только не могу решиться для блага ближнего положить душу мою (по Евангелию), но даже и не жертвую частью моего блага и спокойствия для блага ближнего.
Если бы я его любил по Евангельской заповеди, как самого себя, то несчастье его поражало бы и меня; благополучие его приводило бы и меня в радость.
Но, напротив, я с любопытством выслушиваю повести о несчастьях ближнего, не сокрушаясь о нем, а бываю равнодушным, или, что еще хуже, нахожу как бы удовольствие в его несчастьях и плохие поступки брата моего не покрываю любовью, но с осуждением их разглашаю.
Благосостояние, честь и счастье его не восхищают меня, как собственные, но возбуждают во мне скорее зависть или презрение.
3. Я не верю ничему религиозному - ни бессмертию, ни Евангелию. Если бы я был твердо убежден и несомненно верил, что за гробом есть жизнь вечная с возмездием за дела земные, то я всегда бы думал об этом. Самая мысль о смерти ужасала бы меня, и я провождал бы эту жизнь как пришелец, готовящийся вступить в свое отечество. Напротив, я и не думаю о вечности.
Если бы Святое Евангелие, как слово Божие, было с верою принято в мое сердце, то я всегда занимался бы изучением его, и смотрел бы на него с глубоким благоговением.
Премудрость, благость и любовь, в нем сокрытые, приводили бы меня в восхищение, я питался бы ими как ежедневною пищею и сердечно влекся бы к исполнению его правил.
Но если я изредка и читаю или слушаю слово Божие, то чувствую сухость, невнимательность и охотно готов заменить чтением светским.
4. Я исполнен гордости и чувственного себялюбия. Видя в себе доброе, желаю поставить его на вид, или превозношусь им перед другими, или внутренне любуюсь собою. Хотя и показываю наружное смирение, но приписываю все своим силам и почитаю себя выше других, или по крайней мере, не худшим.
Если замечу в себе порок, стараюсь извинить его, покрыть личиною необходимости. Сержусь на неуважающих меня, почитаю их неумеющими ценить людей. Дарованиями тщеславлюсь. Если я стремлюсь к чему-либо доброму, то имею целью или похвалу, или светское утешение.
Словом, я непременно творю из себя собственного кумира, которому я совершаю непрерывное служение, ища во всем услаждений чувственных и пищи для сластолюбивых моих страстей, и похотений".
«Покаяние и все, из чего оно составляется, как-то: сокрушение и болезнование духа, плач сердца, слезы, самоосуждение, памятование и предощущение смерти, Суда Божия и вечных мук, ощущение присутствия Божия, страх Божий - все это - суть дары Божий, дары высокой цены, дары первоначальные и основные, залоги даров высших и вечных. Без предварительного получения их получение последующих даров - невозможно" (еп. Игнатий Брянчанинов).
Из книги Пестова Н.Е. Современная практика православного благочестия. СПб., 1996. Т.4